Дитрих задумался. В Зверинском университете был открыт отдельный факультет, где слушатели изучали магию.

Светские власти долго сопротивлялись этому - дескать, только рассадника некромантии нам тут и не хватало! - уже хотели вовсе закрыть университет и нашли понимание у тогдашнего эрцгерцога Нюрнбергского, но церковные власти настояли на своем, пригрозив отлучением от Церкви. Дескать, если не можешь победить, то постарайся возглавить, и пусть лучше все эти ведьмаки, злобные некромансеры и прочие чародеи находятся под присмотром, чем бесконтрольно вершат свои дела. Заодно легче отслеживать нарушителей закона - тот, кто не окончил Зверинского университета и не имеет соответствующего диплома, автоматически объявляется врагом и подлежит наказанию за незаконное использование магии. И с недавних пор колдуну, некроманту, знахарю достаточно было предъявить диплом с именной печатью, чтобы власти оставили его в покое и разрешили работать по специальности.

Конечно, и здесь еще было много нарушителей закона - до сих пор встречались колдуны-самоучки, а также амбициозные бездари, плюющие на закон, так что Инквизиция не дремала.

Но как такое получилось, что здесь произошла ошибка? Неужели мэтр Сибелиус - тот самый тайный самоучка, который обманывал всех, профессуру в университете, своих учеников и даже соседей до тех пор, пока благодаря случаю его тайные делишки не стали явными?

• Я не верю, - промолвил Дитрих вслух. - Этого просто не может быть! Фру Рейн, я должен что-то предпринять! Идем скорее!

До этого просто идущий по улице, куда глаза глядят, он резко свернул в сторону центра, направляясь к ратуше. Призрак устремился за ним

• Мы спешим? - тараторила она на бегу. - А куда мы спешим?
• В тюрьму.
• А зачем?
• Я должен поговорить с мэтром Сибелиусом.

Городская тюрьма располагалась недалеко от ратуши, рядом с площадью, где был установлен помост для позорного столба и публичных наказаний. Удобных подъездов сюда не существовало - осужденного везли окольным путем, чтобы

горожане могли вдоволь полюбоваться на того, кто вскоре будет выставлен к позорному столбу. Вешали, колесовали, сжигали на кострах отнюдь не здесь - для таких казней за околицей на холме был устроен помост. Лишь некоторых преступников казнили на тюремном дворе. А вот что касалось отсечения головы, то тут осужденного обязательно доставляли в Нюрнберг, дабы свершилось все под строгим взглядом эрцгерцога.

Фамилия Доннемарков давала Дитриху право в любое время переступить порог тюрьмы. И он не замедлил этим воспользоваться. Среди бела дня здесь оставались только солдаты, несущие караул. Ни палача с его подручным, ни начальника тюрьмы на месте не случилось.

Пока юноша спорил с солдатами о том, можно ли навестить одного из заключенных без соответствующего разрешения и достаточно ли честного баронского слова, фру Рейн с восторгом озиралась по сторонам. Тюрьма представляла собой приземистую башню, к которой были пристроены два крыла. В одном располагалась казарма, канцелярия и оружейная. В другом крыле обитал начальник тюрьмы, а также палач с его подручным. Из каморки палача в сами камеры, как подземные,так и расположенные на верхних этажах и комнаты для допросов вел отдельный вход. Узкий, шагов десять, тюремный двор был окружен конюшней, дровяным сараем, собственной кухней и несколькими хозяйственными постройками, в этом смысле ничем не отличаясь от внутреннего двора замка Доннемарк. Разве что тут неподалеку от собственного колодца высился помост для казней, а часовни не имелось совсем - если надо было подготовить осужденного к смерти, приглашался капеллан из ближайшей церкви. Да и зелени не было ни листика.

• Мне здесь не нравится! - осмотревшись, вынесла вердикт фру Рейн. - Тут слишком много смерти!
• А мне всегда казалось, что привидения должны любить

смерть, - удивился Дитрих. - Ну, или, во всяком случае, относится к ней как-то иначе.

- Много ты понимаешь, наследник... - отмахнулась она. - Я люблю жизнь. И всегда любила. А это место не создано для такого.

Юноша кивнул. Да, стоило признать, что уже внутренний двор тюрьмы наводил на печальные мысли. Прямо так и хочется выбить над воротами известную фразу: «Брось надежду всяк, сюда входящий!»*

(* Всем известен классический вариант: «Оставь надежду...», но в оригинале глагол звучит иначе. От надежды предлагается избавиться, как от ненужной вещи. - Г.Р.)

Солдаты на часах знали свое дело, но несколько серебряных талеров заставили их посмотреть на мир шире. В конце концов, что такого может сделать один человек трем вооруженным до зубов парням? Тем более, что он не требовал ключей, не пытался что-то доказывать. Он просто хотел повидать одного из заключенных. Поэтому ему позволили спуститься.

Камеры располагались в несколько этажей. Два верхних предназначались для знатных особ - там и помещения были просторнее, и имелся какой-никакой комфорт. Должен был иметься - у Дитриха не было возможности, да и желания изучить тюрьму изнутри. Два нижних этажа служили для простолюдинов.

Лестница вела в небольшой зал, где отдыхала смена стражи - пока одни солдаты несли службу наверху, у входа, другие находились тут, после чего менялись. Из этой комнаты направо и налево вели две двери в два коридора. Камеры представляли собой неглубокие ниши, забранные решетками. В полуподвальном этаже под потолком имелись небольшие зарешеченные окошки, расположенные так высоко, что узникам приходилось вставать на цыпочки, чтобы голова оказалась вровень с окном. Впрочем, длина цепей, которыми заключенные были прикованы к стене, мешала им даже подоити к окну,так что выглянуть наружу было недостижимой мечтой. Охапка соломы, небольшая скамеечка, чей-то старый плагц, огарок свечи и распятие в углу - вот все, на что они могли рассчитывать. И это было отлично по сравнению с теми условиями, в которых содержались заключенные самого нижнего, подвального этажа. Там они лишены были окон и свечей, проводя большую часть времени в темноте. Лишь раз в сутки их обиталище освещалось факелом, одним на весь коридор. И, стоило факелу погаснуть, как подземелье погружалось в полный мрак, где по людям беспрепятственно бегали крысы и ползали мокрицы.

В этом крыле были заняты пять камер из десяти. Дитрих добрался до нужной в сопровождении солдата. На соломе, отвернувшись лицом к стене, лежал мужчина - единственный мужчина в компании женщин.

• У вас полчаса, - сказал солдат, вставая так, чтобы наблюдать на всеми заключенными сразу.
• Опять к колдуну пришли, - проворчала одна из узниц. - Зачастили что-то...
• Завидуешь? - откликнулась вторая.
• Чему? Что его спалят не сегодня-завтра? Я-то хоть честная знахарка и ни в чем не виновата.
• Все мы тут ни в чем не виноваты!
• Ну, чему быть, того не миновать.

Дитрих опустился на колени перед решеткой.

• Мэтр Сибелиус? - позвал он, осторожно тряхнув прутья. - Мэтр?..

Человек на соломе пошевелился, медленно приподнялся на локте, сонно гцуря глаза. Несколько секунд он смотрел на гостя, словно силился припомнить, где и когда его видел.

• Вы не узнаете меня, мэтр? - прошептал юноша.

Сказать по правде, он сам с трудом узнал своего учителя в

этом осунувшемся, худом старике с нечесаными седыми патлами, пустым взглядом потемневших глаз и трясущимися руками. Кисти их вспухли, из-под ногтей сочилась сукровица и гной. Судя по тому, как осторожно двигал мэтр руками, следы пыток причиняли ему боль. В тюрьме его нарядили в серое рубище, напоминавшее одеяние кающегося монаха какого- нибудь нищенствующего ордена. Сходство довершали босые ноги и грязный потрепанный плащ очевидно, служивший заодно и одеялом не одному поколению заключенных. Цепь крепилась к железному ошейнику, охватывающему его пояс.

• Боже мой, - прохрипел он, поднося дрожащую руку к глазам. - Это ты... Как? Откуда?

-Я... мне пришлось ненадолго уехать из Зверина в Доннемарк. Мой дед неожиданно скончался и оставил наследство...

• Твой дед, - мэтр Сибелиус нахмурился, пытаясь сообразить, о чем речь. - Старый барон фон Доннемарк? Ты говорил, что...
• Да, он умер недавно. Его секретарь присылал нам письмо. Мы с братьями ездили в замок и застали деда ещё живым. Дождались его кончины, потом была эта кутерьма с завещанием... В общем, я приехал только позавчера и пришел сюда сразу, как только смог.

Мэтр кивнул несколько раз, пожевал губами, что-то обдумывая. Попытался почесаться, но болезненно сморщился, когда коснулся изуродованными руками кожи под рубахой. Дитрих с болью смотрел на эту развалину. Просто удивительно, как всего пара недель в тюрьме может изменить человека! Сейчас его наставник выглядел лет на семьдесят, если не старше.

• И тебя не было, - помедлив, заговорил учитель, - сколько недель? Две или три? Я что-то запамятовал, когда ты перестал ходить на мои лекции. С марта, кажется. Давненько ты бросил учебу...
• Я? Ее бросал? Когда? - изумился Дитрих.
• Вот только не надо мне говорить, что ты учил, старался и ничего не пропустил! - мэтр Сибелиус попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась жалкая кривая гримаса. Кроме того, улыбка обнаружила, что у наставника выпало два зуба. - Мы не на экзамене, чтобы вы, господин студиозус, могли надеяться обмануть меня уверениями в своей порядочности. Я знаю, что вы были одним из самых злостных прогульщиков. Вы могли неделями вообще не являться в университет и не отчисляли вас исключительно из-за вашей фамилии. Ректорату не хотелось ссориться с Доннемарками.
• Что вы такое говорите? - прошипел Дитрих. - Мэтр, я не понимаю...
• Это я не понимаю, как вы ещё лелеете надежду стать лекарем! - мэтр чуть повысил голос. - И что привело вас сюда? Скука одолела? Или месяц в окружении родных и зрелище умирающего деда сподвигло вас вспомнить об учебе?
• Месяц? Но я...

Дитрих осекся - пустой взгляд ввалившихся глаз внезапно прояснился,и учитель еле заметно кивнул ученику.

• А... э-э... ну... - заблеял он, соображая, что сказать дальше. - А вы меня...э-э...
• Понимаю. Прощаю. Семья - это важно. Тем более, наследство...
• Я так неожиданно уехал... А что тут было, пока я... ну... пока меня не было?
• За этот месяц? Ничего. Если честно, я не видел вас дольше. С марта.