Он стоял перед нею, прямой, как меч, расставив ноги, уперев
кулаки в бока. В его глазах было что-то зловещее, но вместе с тем и насмешливое. И сейчас, когда Густав был так близко, Инесс неожиданно вспомнила, как он поддерживал ее под руку, как обнимал однажды, как... Она с усилием заставила себя быть спокойной.
И слава богу! Густав Штокхолм был сильным противником. Братья Доннемарки только казались таковыми, а этот на самом деле был бойцом.
Голос его чуть дрогнул, становясь ниже и глуше,и Инесс сжалась. Трудно сохранить самообладание, когда красивый мужчина смотрит вот так, пристально и властно. Разум ее метался в поисках выхода. Не поддаваться! Мужчины, конечно, не способны на интриги, и не у каждого поднимется рука на женщину, но этот человек...
Он придвинулся еще немного. Теперь ему ничего не стоило сжать девушку в объятиях. О да, он был опасен, но немного не так, как утверждал. У Инесс кружилась голова от его близости. Она ещё ни разу не испытывала ничего подобного, несмотря на то, что прожила на свете почти двадцать лет.
Штокхолм улыбнулся. Это еще не была улыбка победителя,
но так улыбается тот, кто выходит на бой победить - или умереть.
Ох, как он смотрел! Девушка чувствовала, как у нее подгибаются колени, и тело становится ватным и податливым. Но расслабляться было нельзя. Он - враг.
Что Дитрих Доннемарк мог остаться в живых, Инесс подозревала. Но вот насчет его брата не была так уверена. Поэтому она просто пожала плечами.
Кто-то скулил над ухом тихо и жалобно, как больной щенок. «Опять Дитрих приволок какую-то дворнягу! - была первая мысль. - Ну, зачем он вечно таскает этих тварей? У нас есть охотничьи и сторожевые собаки, зачем нам ещё и этот кутенок, который наверняка сдохнет?» Подумалось, что надо сперва сделать внушение братишке, и ужё потом, если он не поддастся на уговоры, пойти и доложить отцу.
«Отцу?» - это была вторая мысль. Отец скончался... когда? Несколько лет назад или...
Память возвращалась кусками. Если отец ещё жив,то откуда эта мысль о том, что он умер несколько лет назад? А если он уже скончался, то они давно взрослые и, значит, это не скулит бездомный щенок, которого тайком пронес под полой курточки младший братишка... Ведь взрослый парень уже,давно не ребенок, а все туда же...Родители негодовали, запрещали, пробовали наказывать, но бесполезно. Дитрих оказался неисправим, и в конце концов, на него махнули
рукой. А его желание стать слушателем медицинского факультета в Зверинском открытом университете только оказалось закономерным итогом...
Проклятый щенок все скулит. Или это не щенок? Если они с Дитрихом давно выросли, значит это не собака. Но кто?
Голоса... «Щенок» не просто скулит, он ещё и что-то лепечет. Понять трудно, но собаки так не говорят:
- ...н-не... гу-у...мир-раюу-у...о-о... ш-шело...
Другой голос, шелестящий, какой-то сухой, зашептал слова утешения. От этого шелеста-шепота почему-то несло кладбищем. Воображение нарисовало могильные склепы, надгробные кресты и изваяния плачущих ангелов, жалующихся на судьбу тех, чей покой они поставлены хранить.
-... тяжело-о... каа-амень, - теперь голос стал слышен отчетливее, - даа-а-вит...
Девушка или ребенок?
То, что ответил сухой шелестящий шепот, он не разобрал. Ангелы не говорят на языке людей. Может быть, поэтому люди часто не понимают советов, которые дают им ангелы- хранители или понимают не так и все равно совершают ошибки?
С мыслей о людях он легко скользнул на мысли о себе. Где он? Что случилось? Тело не слушалось, лежало, как камень, как всегда бывает во сне. «Сон! Ну, конечно, это сон! Поэтому все так перемешалось - наше детство, смерть отца, видение кладбища, голоса...»
Подумав об этом, он успокоился, даже стал находить удовольствие в том, что ему снится. Не то, чтобы ему часто приходилось видеть сны - скорее, наоборот - а просто, сообразив, что это сон, он успокоился. И даже скрип деревяшки, раздавшийся внезапно, воспринял, как часть сновидения.
Но потом послышались шаркающие тяжелые шаги. Они отдавались во всем теле, словно он лежал на полу. Впрочем,
если это сон...